Лососевая лихорадка

Июль-август-сентябрь – пора дальневосточной путины, в Охотском и Беринговом морях идёт на нерест лосось: горбуша, кета, голец, кижуч, нерка. Рыбообработка не требует от людей навыков и знаний, она требует физической выносливости. Заработки непредсказуемы, иногда их хватает лишь на обратный путь, иногда и не хватает – в этих случаях народ звонит домой: высылайте деньги.

Операция путина

Но все это не беспокоит жителей Бурятии, уставших от тотальной безработицы. Они готовы на тяжелую работу, потому, что даже те деньги, которые удается выручить там, все равно больше, чем платят на родине.

Некоторые кадровые агентства Улан-Удэ специализируются только на путине. У них отлажены связи с заводами. Они рекламируют себя скромно, в «бегущей строке» на телевидении. «Свои» клиенты знают их через «сарафанное радио». В агентства тянутся сотни мужчин и женщин 20 – 45 лет, чаще из районов, где градус безработицы зашкаливает. Люди платят за трудоустройство пять – шесть тысяч рублей, агентство вносит их в квоту, покупает билеты на поезд до Хабаровска, провожает группу на улан-удэнском вокзале, вручает каждому билет, согласно договору, на самолёт от Хабаровска до Камчатки, на паром (или самолёт) до Сахалина, на автобус до плавбазы на Амуре.

На месте группу встречает работодатель – с этой минуты миссия агентства выполнена. Понятно, дорожные расходы «туда» оплачивает заказчик, а «обратно» все уезжают за свой счёт. Путинные короли хорошо знают Бурятию – наших там очень много. Как-то так сложилось. Едут и читинцы, иркутяне, тувинцы, алтайцы, хакасы, даже москвичи и омичи – всех вместе их процентов сорок. А шестьдесят – буряты и местные.

Бичурский романтик Алексей

Алексей – 40-летний бичурский плотник. На постоянную работу его уже не берут «по старости», или предлагают унизительную зарплату. Алексей бросил поиски, живёт мелкими заказами, вахтами и сезонками. Три года назад впервые поехал на рыбообработку на Камчатку, так и заразился морем и рыбацкой романтикой. Сейчас Алексей ездит на путину уже больше для души, чем ради денег.

«В аэропорту Петропавловска - Камчатского сразу понимаешь, куда приехал. В глаза бросается большой баннер: «Камчатка – край дикого лосося». И прямо с площади аэровокзала видны снежные вулканы – Авачинский и Корякский», - вспоминает Алексей.

«А правда, что на Камчатке медведи ходят по дорогам?» - спросил Алексей у таксиста. «Неправда. На Камчатке нет дорог», - отшутился он.

Как и везде, на Камчатке есть и хорошие дороги, и бездорожье, а город живописен, не похож на другие города, он у сопок и на сопках, он окружил Авачинскую бухту и выходит к Тихому океану. Но работать  Алексею предстояло не в городе, а на сезонной базе, в тундре.

“Нас везли туда на вездеходе по болотам. Мы смотрели в оконную щель и считали медведей: один, второй, третий… Через десять часов прибыли, оглянулись. Сезонный посёлок Пымта. Унылые бараки, дождь, ветер, штормовое Охотское море, дикость. Медведь пересёк перед нами тропинку и скрылся в высокой траве. Сказать, что он впечатлил – мало сказать. Все онемели, замерли. Что и говорить, неуютное начало», - говорит Алексей.

Будни рыболовов

К медведям, ветрам и дождям вскоре все привыкли. Быстро привыкли ко всему. И к давкам в столовой, и к очередям в душ, и к битвам в прачечной, и к воровству в сушилках. И к работе привыкли. Появился азарт: выработать тысячу тонн, вторую тысячу. В цехе, где работала бригада Алексея, был отличный импортный конвейер, однако местная бригада слесарей упростила его до безобразия. За конвейером стояли женщины, а мужчины занимались заморозкой и складированием.

В сентябре подошли корабли-покупатели, и для работников началось самое тяжёлое – перегруз. Из огромных холодильников рыбу грузили в машину, из машины в плашку (т.е.плашкоут – вроде баржи). Нагруженную плашку тягач тащил к кораблю – там мы перекидывали мешки в трюм. Как назло, в эти часы шёл дождь. 50-тонная плашка дёргалась и прыгала из стороны в сторону даже при малой волне, некоторых мужиков укачивало, они шатались, бледнели, страдали головной болью, тошнотой, рвотой, но не сдались.

“Там если ты сдался, бросил работу – ты хлам, ты никому не нужен, тебе заплатят на билет домой, не больше. Потому-то не болели, не простывали. А ближе к концу приехал аж медик с чемоданом пластыря», - резюмирует Алексей.

То лето для бурятских вахтовиков выдалось суровым. Три месяца полной трезвости. Никто не искал водку, самогон. Негде искать, там нет местных жителей. И сотовой связи нет. И радио нет. Как на необитаемом острове.

“Человек влюбленный в Сахалин”

Вторая поездка Алексея была на Сахалин.

«Мы бродили группой по Южно-Сахалинску, и меня не покидало чувство, что я нахожусь на краю земли. Город чистый, ухоженный, а всё равно не покидало. На Камчатке не было такого чувства. Но тем интереснее», - вспоминает он.

На сей раз бригада бичурского плотника обосновались в сорока минутах езды от города, в цивилизации, в посёлке Соловьёвка, далеко от большой воды. Алексей расстроился. Ехал ради моря, в морской край. Зато условия жизни и отдыха были близки к идеальным – в столовой, в душевых никакой толкотни, на базе пара телевизоров, книги.

“Хозяин даже аванс дал, ещё не заработанный – кто-то отправил жёнам, кто-то внёс проценты по кредиту. В цехе рыбная линия – сплошная автоматика. «Шеф отвалил за неё 14 миллионов», - проговорился мастер. Нам круто повезло, здесь бы работать и работать. Не хватало одного-единственного – самой рыбы, она опаздывала. У нас появилось свободное время, мы путешествовали по острову, но держали связь с базой. Не на курорт приехали, на заработки”

По прогнозам, к Сахалину шли мощные косяки горбуши, чиновники в местных новостях горевали, мол, заводы не успеют переработать. Что такое косяк? Это двадцать, тридцать, пятьдесят километров рыбы. А природа обманула, прогнозы дали сбой, чиновники исчезли, люди побежали со всего острова.

“Мои тоже побежали, проклиная Сахалин, паромы заполнились пьяными, злыми сезонниками. Родная Бурятия потерпела поражение, дома её ждали семейные трагедии. Я рискнул остаться на сентябрь в ожидании кеты. И не прогадал, кета пришла большим косяком, больше, чем ждали. Свой «полтинник» я хотя бы получил. И желание поймать удачу не пропало…»

Амурский лиман

Побывал Алексей и на Амурском лимане, северной части Татарского пролива между материковой Азией и островом Сахалин. Местные называют его Малым морем. Вода лимана в прилив солёная, с Охотского моря, в отлив пресная, с Амура. Морская и речная воды не успевают смешиваться, у них разная плотность. Совершенно уникальное место. Лиман богат и лососевыми, и осетровыми.

«Мы работали на лососе, на красной икре , - уточнил Алексей. - На осётра – запрет, есть только квоты для нанайцев. Русские тоже рыбачят, но втихую.

Плавбаза Алексея называлась «Залив счастья». Честно, счастьем и не пахло. Полсотни человек в замкнутой железной посудине – это давит на душу.

“Мы стояли посреди лимана. Нас трясло штормами, заливало ливнями, мы проваливались ночами в открытые люки, падали с самодельных трапов. И не ныли. Вся работа – ручная, вручную, как сто лет назад. Рыбу подвозили рыбаки на дырявых кунгасах. Дело основано на мужицких мускулах и мужицком авось. Нас спасал юмор, когда по пояс в воде мы выгружали сто тонн горбуши с севшей на мель баржи, когда пахали на сквозняках, на ливнях, когда гнулись от усталости. Пять или шесть парней сломались, их отправили по домам. Двое напились загадочным образом, их наказали рублём. На воде пьянствовать – себе дороже. Качнёт волна, свалишься за борт, хорошо, если увидят, а если не увидят? Из-за шумного дизеля никто не услышит криков, хватятся – будет поздно…», - вспоминает Алексей.

Во второй половине сезона «Залив счастья» ушёл из лимана вверх по Амуру и бросил якорь в скалистой бухте. Жить стало проще, рыбаки выбирались на берег, жарили на костре шашлыки из рыбы.

“Мы всё-таки заработали. И получили драйв от первобытного труда, от несказанной красоты вокруг нас, от здорового климата. На Амуре легко дышится, и любой порез заживёт за ночь».

Андрей Бельский, «Центральная газета» Подробнее: http://www.respnews.ru/news/specreportazh/lososevaya-lihoradka